Показы-перформансы и «дикая красота»: почему мы все еще скучаем по Александру Маккуину

Первое, что приходит на ум при упоминании Ли, — невероятные показы, каждый из которых он стремился превратить в настоящий театральный перформанс. Забавно, что именно зрелищность шоу Alexander McQueen, по которой мы так тоскуем, при жизни Маккуина периодически становилась объектом строгой критики. Мол, многочисленные спецэффекты отвлекали внимание от самой одежды. Но по прошествии лет очевидно: во вселенной дизайнера показы и вещи были неотделимы друг от друга и всегда преследовали одну и ту же цель — донести до зрителя некую идею, удивить, взбудоражить. И это всегда удавалось. Перед локациями, где проходили показы, неизменно выстраивались толпы зевак, а журналисты и рядовые фэшн-энтузиасты стремились попасть на них всеми правдами и неправдами, даже несмотря на строжайшую пропускную систему. Оно и понятно: кто еще мог превратить подиум в огромную шахматную доску, заставить Шалом Харлоу сражаться с двумя роботами, разбрызгивающими краску, и залить моделей (а заодно и первый ряд) проливным дождем?

Работы Маккуина всегда вызывали у публики сильные, но весьма противоречивые эмоции. В первые годы критики нередко обвиняли его в мизогинии: модели на показах Alexander McQueen (в частности, на культовом шоу осень-зима 1995 Highland Rape) выглядели жертвами насилия, которое дизайнер якобы романтизировал. На деле же он преследовал ровно противоположные цели. «Я создаю одежду, потому что не хочу, чтобы женщины смотрелись невинными и наивными. Мне хочется, чтобы они выглядели сильнее. Не люблю, когда женщин используют. Мне не нравится, когда мужчины свистят им вслед на улицах. Думаю, они заслуживают больше уважения. Я видел, как женщину чуть не убил собственный муж. Я знаю, что такое мизогиния. Я хочу, чтобы женщин, которых одеваю я, боялись», — заявлял Ли. Еще в детстве он стал свидетелем многочисленных эпизодов домашнего насилия в отношении его старшей сестры и с тех пор пообещал себе создавать одежду, в которой женщины выглядели бы сильными и даже устрашающими. Героиня Маккуина — женщина-воин, которая носит свою женственность как доспехи. И на которую уж точно никто не осмелится поднять руку.

«Я вижу красоту в том, что большинству людей кажется уродливым», — эта цитата стала едва ли не главным жизненным принципом Маккуина. Всю карьеру Ли посвятил тому, чтобы раздвигать границы представлений о прекрасном. В первой же коллекции после выпуска из Central Saint Martins (Taxi Driver, осень-зима 1993) он показал «бамстеры» — брюки с экстремально низкой посадкой, обнажающие поясницу и верхнюю часть ягодиц. Тем самым он исказил силуэт, удлинив торс и сконцентрировав внимание на нижней части спины, которую считал самой красивой в женском теле. В 1999 году он пригласил к участию в показе Эйми Маллинз, паралимпийскую спортсменку с ампутированными ногами, и создал специально для нее резные деревянные протезы на каблуках, которые многие зрители приняли за сапоги — и даже пытались оформить на них заказы.

Двумя годами позже он позвал закрыть легендарное шоу Voss писательницу Мишель Олли, чье обнаженное тело внутри стеклянного куба было весьма далеко от модельных стандартов. И, наконец, на показе последней завершенной коллекции Plato's Atlantis (весна-лето 2010) Ли превратил моделей в людей-амфибий с наростами-плавниками на лицах и на гигантских каблуках-броненосцах. Такими жестами дизайнер будто подстегивал нас тренировать гибкость ума и учиться видеть красоту там, где на первый взгляд ее нет. И, судя по разнице реакций на его первые и последние коллекции, все-таки в этом преуспел. Если задуматься, все движение последних лет к разнообразию на подиумах и в глянце не было бы возможным без того фундамента, что заложил Маккуин. Причем задолго до того, как слово «инклюзивность» вошло в наш лексикон.

Впрочем, знаменитые театрализованные шоу Alexander McQueen были далеко не только эскапистскими спектаклями. Нередко под зрелищной оболочкой обнаруживались комментарии на самые острые и болезненные социально-политические темы — от насилия над женщинами до вооруженных конфликтов в мире. «Я стремился показать журналистам то, что они как раз совсем не хотели видеть: голод, кровь, нищету. Смотришь на всю эту "фэшн-тусовку" в их дорогих прикидах и темных очках и понимаешь, что они никакого понятия не имеют о происходящем в мире. Их интересы ограничиваются рамками моды. Я трачу деньги на свои шоу для того, чтобы показать этим людям другую сторону жизни. Пусть они испытывают ненависть и отвращение — меня это вполне устраивает. Буду знать, что хоть какие-то чувства в них пробудил», — говорил сам Ли.

Одежда и показы были его инструментами, способами высказываться на волнующие темы. Так, изначально непонятая критиками коллекция Highland Rape (осень-зима 1995) была напоминанием о жестоком геноциде шотландцев англичанами, который в британском истеблишменте до сих пор принято замалчивать. Культовое шоу Dante (осень-зима 1996) Александр посвятил религии как источнику войн и конфликтов. Показ Voss (весна-лето 2001) оказался комментарием на тему ментального здоровья, которое все сильнее беспокоило самого дизайнера, по мере того как он был вынужден больше сил и времени отдавать ненасытной модной индустрии. Коллекция Natural Dis-Tinction, Un-Natural Selection (весна-лето 2009), показанная среди антикварных чучел экзотических животных, стала манифестом хрупкости экологии, день за днем разрушаемой человечеством. А стайлинг показа Horn of Plenty (осень-зима 2009) отсылал к многочисленным бытовым отходам, засоряющим окружающую среду: прически моделей «украшали» автомобильные покрышки, жестяные банки и пластиковая пленка.

Но подлинный гений Маккуина был в том, что он умудрялся никогда не упускать из виду техническую сторону профессии. С портновской точки зрения все созданные им вещи были безупречными. Очевидцы вспоминают, что Ли кроил буквально «на глаз», не используя выкроек, — и при этом вещи садились идеально. Кроме очевидного врожденного таланта сказывалась и сильная школа: до того как попасть в культовый Central Saint Martins, Маккуин трудился подмастерьем в нескольких ателье на Сэвил-Роу, славящихся безупречными мужскими костюмами. Именно там будущий дизайнер познал все тонкости кроя. И даже успел поработать над вещами для членов королевской семьи. По его собственному признанию, он даже зашил неприличную надпись в подкладку пиджака будущего короля Карла III, но портные монарха не нашли подтверждения этим словам, распоров вещь. Как бы там ни было, именно в те годы Александр осознал силу безукоризненно сидящих вещей и не раз прибегал к ней, чтобы усилить эффект от своих коллекций.